Кратер

Моя королева

Моему другу Ipoo van Gray.

Моя королева, я потерял свои крылья по дороге к тебе. Я привык летать на самолётах. Моя королева, я хотел быть ближе. Ближе к тебе.
Моя королева, я стёр свои ноги в кровь на дороге к тебе. Я выучился водить машину, моя королева. Я думал, что так быстрее доберусь к тебе.
Я перестал придавать значение чужой внешности - и каждая женщина стала видеться мне красавицей. Но ни одна не стала тобой, моя королева.
Я искал дорогу к тебе, моя королева, и не мог найти. Тогда я научился верить - в надежде, что Он приведёт меня на правильный путь.
Моя королева, я прочитал сотни книг, но не нашёл в них и отголоска тебя. Может быть, я не умею читать?..
Мне говорят, что я не умею ценить простые человеческие радости. Но я не знаю, что может быть проще, чем желание быть рядом с тобой, моя королева...
Где ты, моя королева?
Чему я ещё не научился, моя королева?..

©Екатерина Самозванец 12. 05. 2009 г.

Автор иллюстрации: Irony Ironyyy

Одиночество

Навеяно Рикардо Рейсом

Одинокий,
Как дождь за окном...
Одинокий,
Как в полночь глухую...
Одинокий
Не выпитый ром...
Одинокий...
Но я - не тоскую.

Я когда-то и кем-то был сделан таким:
Одиноким, но цельным - внутри с половинкой...
Но для всех я остался навеки другим:
С пустотою в глазах и с улыбкой-чертинкой.

Одинокий...
Вот - рассвет, вот - закат.
Одинокий...
Вот зной, а вот - стужа.
Одинокий...
Ни друзей, ни деньжат.
Одинокий...
Себе - и кому-то - я нужен.

© Екатерина Самозванец 28. 04. 2009 г.

Стальной и Крылатый

Моему другу  Игорю Маранину.

Опять мёрзли лопатки. Он уже привык. Знал, что скоро им сообщат о новом клиенте. Знал так же, что, пока он потирает зябнущие лопатки, Крылатый где-то примёрз взглядом к какой-нибудь железяке и оторвать его опять будет сложно. Ну, что ж… Он уже привык. Разве что к фальцету шефа, расцветающему пышным цветом в мозгу перед каждым заданием, он ещё не успел притерпеться. Теперь, когда о будущем клиенте он знал всю подноготную, можно было отправиться на поиски напарника.
Крылатый обнаружился на углу двух перемазанных весенней грязью заулков. Только наметанный глаз Стального смог бы определить, что это чудо не водичку, хлещущую из водостока, созерцает, а саму ржавую конструкцию. Хотя… Кроме Стального, его всё равно никто не увидел бы.
- Ты посвежее железяку не мог найти, - ворчливо поинтересовался он у напарника.
Тот вздрогнул.
- Прости, пожалуйста… Меня к ней, как приморозило, знаешь…
- Знаю, - зло отозвался Стальной. – Сам уже только это слово использую для описания твоих нежных чувств к металлоконструкциям!
- А ты ведь опять мёрзнешь? – Крылатый встрепенулся. – Вон как нахохлился! Как будто и не Стальной вовсе!
- Ну, что ты хихикаешь?!
- Давай, я тебя согрею?
- Пошёл вон! Что ж ты всё время обниматься лезешь, тварь пернатая? Пошли, клиент ждёт!
Клиентом оказался высокий светловолосый парень. Лет двадцати или двадцати пяти – без постоянной практики хрен разберёшь! Юнец, в общем. Проблема, из-за которой юноша пребывал в состоянии, близком к глубокому обмороку, была представлена барышней с роскошной гривой каштановых волос. Вернее, её, барышниными, требованиями к своему блондинистому спутнику. В общем, рутина, скукота и прочая и прочая… Пусть бы этим стажёры какие занимались! У него, между прочим, Алигьери не дочитан! Что не доделано у Крылатого, думать не хотелось – одна мысль о напарнике нагоняла зевоту и дурноту.
- Ступай, давай, - он пихнул напарника локтем.
- А почему я?! Мы же должны подойти, представиться…
- Ну, ты посмотри на него… На кой пень я-то там сдался? – в жалобные глаза пернатого чуда было больно смотреть. – Ладно, ладно… Пошли, а то знаю я тебя… Потом – временная профнепригодность, а мне стажёра какого-нибудь пушистого выдадут…
- У тебя, когда пух лезет, аллергия, я помню. Я тебе давно говорил, сейчас есть разные хорошие лекарства…
- Замолкни, пожалуйста! И сосредоточься на клиенте…
С блондинчиком они разобрались за пять минут. Парень внимательно выслушал доводы Крылатого, снисходительно улыбнулся на заявление Стального о мужской гордости и заявил, что принял решение. Они с радостью доложили шефу об удачном завершении задания и довольные потопали восвояси.
- В тебе нет ни капли смирения! – укоризненно начал он. – Какой же ты Крылатый?!
- Такой же, как и ты Стальной! У тебя, можно подумать, стойкость повышенная!
- Вот потому и работаем в паре всё ещё…
- Зато, представляешь, какой у нас стаж?!
Безудержно захотелось улыбнуться. Но тут он решил проявить стойкость.

10.04.2009
© Екатерина Самозванец

И правда ведь...

Нужно ВСЁ знать о человеке, так чтобы он не мог ни солгать, ни разочаровать, и, зная всё, помнить, что в каждом скрыт ангел, на которого наросла дьявольская маска, и надо ему помогать её преодолеть, вспомнить самого себя. И никогда не надо ничего ни ждать, ни требовать от людей. Но ко всему прекрасному в них радоваться, как личному дару.

(М. Волошин)

Вампирская любовь

Непонятно, сколько правды между правдой и тобой…
(Торба-на-Круче)

Как нет двух одинаковых людей, так не бывает и двух одинаковых историй. Одну и ту же историю можно рассказать совершенно по-разному… Здесь всё зависит от личности рассказчика.
Вот, например, я. Если бы мне захотелось рассказать историю о любви и неискренности, какая б она получилась?
Для начала я бы разжилась яркими, радужно-весёлыми декорациями. Чтобы и мысли о чём-то нехорошем не возникало. Берег моря, кипарисы и пальмы, солнышко светит – чем больше позитива, тем лучше. Разноцветные прилагательные и превосходная степень в описании пейзажей стали б моими лучшими друзьями. Можно даже штампов наштамповать. Главное, чтоб было понятно, что лучше этого места на Земле просто нет!
Потом – герои, мужчина и женщина, Он и Она. Он – лучший мужчина на свете. Чтобы и звёзд с неба не хватает, и жиром не обрастает, и на любимой работе не только работает, но даже что-нибудь и зарабатывает. Чтобы умел ценить свою единственную жизнь и свою любимую (а как же иначе?) женщину. Нормальный, в общем, мужик: в меру авторитарный и в меру великодушный. А Она пусть будет – настоящая женщина. Та, у которой мебель дольше полугода на одном месте не стоит, в сумочке – не иначе тайфун раз в полчаса проходит – ничего не найти. Та, у которой пятнадцать пар обуви и сорок юбок, а надеть вечно нечего. И любовь она пусть понимает, как непрерывный праздник и накал страстей.
Ну, вот. Теперь и ходить за неискренностью далеко не надо. Настоящая женщина всё сделает сама. Ей или цветы не те на праздник вручат, или просто скука её заест. В общем, синдром «последней капли» или «первого порыва». И вот уже наша героиня будет непрерывно что-нибудь скрывать от своего настоящего мужчины. Совместный пивной загул с дядечкой, который вчера на углу ставриду покупал. Или эстетско-ликёрную страсть к лучшей подруге. Не важно.
Главное, что в этой истории по моему скромному разумению может быть только один финал – когда «а потом все умерли». И дело тут не в моей кровожадности. Просто, думается мне, ложь и неискренность убивают в человеке человеческое. Однажды заигравшись, можно уже никогда не остановиться. А кинжалы и яд, знаете ли, не всегда бывают бутафорскими.
Теперь же давайте не моими «мудрствованиями лукавыми» развлечёмся, а историей о любви и неискренности, которую придумала Осень (в миру известная как Ада Замчинская). Другой рассказчик – и совсем другая история.

Лирика

Я ждала тебя завтра... через тысячу лет...
Пучок осенних листьев, весенний ли букет...
Ждала, когда внезапно заметишь ты меня
Холодным вечером зимы, среди ли жаркого дня...

Ты всё ещё не сбылся и рядом тебя нет,
И неизвестно, когда узнаю я на вопрос ответ...
Кто ты? Где ты? И почему ты не со мной?
Приснись же хоть во сне, любимый мой...

Перекур и разговор (Вторая история из цикла "Письма на небо")

И когда я перестану сниться тебе –
Пусть это будет новое название мира…
(Би-2 и Диана Арбенина)

    «Мой любезный визави»… Именно так начинается большинство моих внутренних монологов.
    Даже в самом глубоком и безнадёжном одиночестве мне есть с кем поговорить…
    Мы так давно вместе, что я уже забыла, когда точно приключилась наша первая встреча… Зато я крайне отчётливо помню торшер с выгоревше-жёлтым абажуром, под которым мы познакомились… Такой старый, советский на коричневой ножке с пластмассовыми хрусталиками… Боже, «пластмассовые хрусталики»! Кажется, я стремительно тупею…
    Я никогда не прогоню из сердца и из памяти чувства, которые я к тебе испытываю… Жгучая, как слеза ребёнка, благодарность за то, что ты смог избавить меня от… Да много от чего! И… Да-да! И, конечно, любовь. Любовь, которая может в один миг или разрушить мою жизнь до самого её основания, или с такой же непостижимой лёгкостью расставить всё по своим местам и успокоить моё мятущееся сердце.
    Мы так давно вместе… И мы – так далеко друг от друга. Это даже не сорок тысяч километров… Да, когда-нибудь я приду к тебе, я найду тебя… Но это будет так нескоро, что понятие надежды к этому событию попросту неприложимо. Ты далеко – и ты всегда рядом. Поддержка, понимание и… просто разговор. Это ты – для меня. Я далеко – и я всегда с тобой. Когда мне светит солнце, я дарю частичку его света тебе… Когда в лицо мне дует ветер, я посылаю тебе свежесть его прикосновений… И когда я молчу – я разговариваю с тобой. Прости, что я так редко молчу…
    Есть много религий, теорий и сомнений, благодаря которым можно понять смысл своей и чужой жизни. Есть науки, раскладывающие поступки и слова человека по многочисленным полочкам, чтобы разобраться в мотивах. Но, зная многое о людях, я не знаю, зачем тебе я… Я не могу увидеть даже косвенные выгоды для тебя в наших, прости Господи, отношениях… Я знаю одно – тебе это зачем-то нужно. Меня это безумно радует.
Так вот… Мой любезный визави, наконец, я смогла поговорить с тобой о наших отношениях… Мне непременно полагается медаль. Например, из крышки от майонезной банки… Будь добр при встрече предоставить…

И даже если я тебя не встречу,

Мне будут нравиться твои глаза.

(Смысловые Галлюцинации)

Тёмная сторона

Игра словами на кончике ножа -
С него стекают капли моей крови...
Всем телом и душонкою дрожа,
Я ставлю крест на дружбе и любови.

Тяжёл был день, но вечер тяжелее,
Когда в окне прозрачный свет витрин.
Я вечно нагл, но этот свет наглее -
Он мне твердит, что снова я один.

Всему я чужд: судьбе, семье и смыслу.
Всему я враг и сам тому виной.
Я не живу - я лишь считаю числа,
И одиночество считает их со мной.

Игра словами, чтобы вспомнить речь,
Которая когда-то для меня звучала,
Чтоб бросить чувства раненые в печь,
И позабыть их, и начать с начала.

До первого трамвая

В небесах над городом застыла летняя ночь. Летней она, правда, могла именоваться только после взгляда на календарь. Погода, понимаете ли, ничуть не располагала назвать эту ночь летней. Вечером прошел прекрасный, истинно летний, ливень, а сейчас на небеса была накинута какая-то неопрятного вида темно-серая рвань, явно давненько не стираная. Из чрева этой рвани с периодичностью примерно в пятнадцать минут сыпалась мерзость премокрая (или мокрость премерзкая, непонятно!), скорее напоминавшая слезы каких-нибудь пичужек, но уж никак не летний дождь. Меня это, хвала небесам, не слишком удручало – к услугам ночных алкоголиков, вроде меня, имелись роскошные остановки общественного транспорта.
    От поганой такой погоды и на душе у меня было вполне так прегаденько. Воспоминания какие-то непрошенные в голову лезли. Нет бы сидеть себе спокойно, пиво дуть до полного осоловения, курить любимые «Лаки Страйк»! Не-е-тушки!!! Угодно, видите ли, курить нервно, «Туборгом» жадно захлебываться и воспоминания вспоминать, о прошлом сожалеть, блин!
    Снова перед глазами берег Черной речки, два полотенца рядом – синее и оранжевое. Темка достает из воды охлаждавшееся там пиво и громогласно требует открывашку. Мы тогда, в 97-ом, почти все лето у речки пивом наливались по самые глаза. И Темка, вполне искренне, пытался привести меня в порядок, а жизнь мою, неожиданно для меня самой перепутавшуюся, как клубок пряжи, - к общему знаменателю. Получилось у него, вроде бы, неплохо, да только никак не могла я понять, к чему милый этот, в сущности, юноша толкует мне про одиночество, которое каждому, мол, мыслящему человеку, якобы, гарантировано. В монастырь я пока не собралась, а то, что с мужем официально не развелась – так это ничему не поможет и не помешает. Так мне тогда казалось.
    Потом, когда в ноябре того же года Темка уехал в Пермь на ПМЖ, до меня таки дошло, какое одиночество он имел в виду. Когда я пришла в себя после расставания с мужем, а жизнь моя вошла пусть в новую, но все же свою, колею, оказалось, что мало кто из людей мне нужен. Не интересуют они меня. А те, кто меня так или иначе заинтересовал, вполне могут в единственной и неповторимой жизни своей обойтись без меня. Так и запишем: одиночество…
    Откуда-то из загадочных и дремучих глубин души при слове «одиночество» начинают подниматься темные, как горький шоколад, волны отчаяния и страха. Страх пытается доказать мне, что я одна ничего не стою, а отчаяние, в свою очередь, объясняет, что одиночество – это очень даже не фиговый повод свести счеты с жизнью.
    Мне, благо, есть, что противопоставить этим двум никчемным пропагандистам. Есть в моем богатом арсенале такие воспоминания, которые, несмотря на всю их безрадостность, могут заставить меня относиться к себе-любимой с уважением, а к жизни моей человечьей – так и вовсе с пиететом. Они отнюдь не для всеобщего обозрения, да и самой себе их лучше показывать не в четкой, вербализированной форме, а виде легкого, как светлое пиво, ощущения – есть, и ладно…
    Играя разрозненными кусочками отчетливых и не очень воспоминаний, я отправляюсь в киоск за следующей порцией слабоалкогольной аквавиты. Добродушная тетка киоскерша честно сообщает мне, что «Туборг» остался только тот, который «грин» (гадость, к слову сказать, редкостная!), запасы обычного иссякли. Хорошо хоть не одна я тут закупаюсь в эту пасмурную летнюю ночь, не то, вполне возможно, пришлось бы мне обвинить себя в безудержном алкоголизме и печально топать домой.
    Не тут-то было! Попялившись с минуту на витрину с пивом, я достаю кошелек и торжественно прошу тетку принести мне пару бутылок «Эфеса». Киоскерша, укоризненно качая головой скрывается в подсобке, а вновь погружаюсь в возлюбленные свои воспоминания.
    А они уже заждались возможности быть мною замеченными! Засуетились сразу вокруг моей персоны стали под нос совать моменты приятные, романтически окрашенные. О том, как мы с мужем познакомились, напомнили. Как мы гуляли вдвоем по Питеру, и он был моим личным экскурсоводом. О том, как… Нет, это тоже - совсем не для всеобщего обозрения. В дождливую ночь такие воспоминания, конечно, согревают, но пусть они будут у каждого свои…
    Не успели воспоминания окончательно извинить свое прежнее поганое поведение, как тетка киоскерша принесла наконец таки мое пиво. Что ж, будем радоваться – товарно-денежный обмен все-таки свершился, пиво перекочевало в мои жадные ручонки, можно дальше созерцать ночную улицу сквозь дым сигарет!
    (Искренне посмешили меня слова местной работницы сферы услуг, произнесенные вслух, видимо, случайно: «И как она только на ногах держится?!» Хо-хо! Знай наших! «Богатыри – не вы»…)
    Я снова комфортно расположилась на лавочке остановочного комплекса, открыла бутылку «Эфеса», закурила и, уставившись на мокрый асфальт, стала ждать первого трамвая. Часы на моей руке показывали 4:42 утра.

Молчание

В три точки.
Всегда в три точки.
Минута молчания
о тех,
которым мы должны жизнь молчания.
И вся эта глупость
лишь потому,
что мы не можем
побороть искушение
повторить их путь.
И заслужить
три точки молчания.
И всё…

Письмо другу (из цикла "Карты Таро: КПК")

Когда-нибудь, лет через «дцать» после того, как я напишу эти строки, ты случайно вспомнишь нашу встречу. Вспомнишь и то, как быстро и несуразно она оборвалась. И никогда не вспомнишь, что было потом. Иногда ты будешь задаваться вопросом: «А почему я не помню, что было дальше?» Потом плюнешь на все рукой и спишешь отсутствие ответа на забывчивость. Но дальше ничего не было, поэтому ты ничего, кроме встречи, не вспомнишь…
    Утром черт-знает-какого-числа весеннего месяца апреля город спал. А на перекрестке улиц Владимира Ильича и Юрия Алексеевича стоял я, пытаясь кое-как систематизировать только что полученные знания и привести себя в место, называемое порядком. Где находится этот самый вожделенный мною порядок, я даже смутно не представлял.
    Ночь, на хвосте которой я в тот момент топтался, была крайне насыщена: событиями, словами, мыслями, образами и – о, да! – знаниями. К моему величайшему то ли сожалению, то ли счастью со мной не случилось ни феерической любовной интрижки, ни псевдофилосовских бесед со старым другом, ни алкогольно-наркотического загула… К черту все! Со мной даже бессонницы завалящей и то не случилось! История этой удивительной апрельской ночи и тем утром, и год спустя, и потом была для меня не тайной, конечно, за семью печатями, а огромным вязким комком непознаваемого, лежащего по ту сторону известных мне словесных сочетаний, по ту сторону человеческих возможностей и представлений, по другую сторону родного мне населенного мира. Как я тогда выпутался из вязких и вожделенных нитей неизвестности мне, между прочим, по сию пору неясно.
    И вот: апрель, утро, зябко, какой-то в меру идиотский перекресток и мучительное воспоминание о том, что ни денег, ни сигарет я, вроде как, с собой не захватил. Вместо привычной в таких ситуациях нецензурной брани в голове почему-то крутится непонятно откуда взявшийся и совершенно для меня нехарактерный вопрос: «Что ты делаешь здесь?». Отмахнуться от сего не в меру навязчивого вопросительного предложения не представлялось возможным. Машинально я сунул руку в карман, извлек оттуда невообразимо мятую, но, слава Богу, целую сигарету, закурил и задумался. А действительно, что я тут делаю? Стою, курю… Какого лешего, спрашивается?! Ответа нет. Ничего лучшего я, признаться, от своей бедной, замордованной непознаваемым головы и не ожидал.
    Когда я уже было собрался махнуть на все рукой и печально побрести домой, появился ты. Никто из нас не удивился этой встрече, как будто она была заранее запланирована, как будто она никогда и не сбылась. Но теперь я точно знал, зачем утром черт-знает-какого-числа весеннего месяца апреля топтался на хвосте почти умершей ночи и на перекрестке улиц Владимира Ильича и Юрия Алексеевича. Я обязан был поделиться с тобой этой ночью и всем, что для меня случилось.
    Я сказал «Привет» и подал тебе карту. Нулевой, он же -22-й, аркан Таро – «Шут». Или «Дурак», как больше нравится… 

Здесь были мы

Здесь были люди:  такие умные, что в это невозможно поверить, и такие тупые, что в это  невозможно поверить, такие добрые, что в это невозможно поверить, и  такие подлые, что в это тоже невозможно поверить.

(Курт Воннегут)

Война

Когда отыграет оркестр,
Расплавится медь, и умрет дирижер;
Когда подсудимый обманет конвой
И подпишет судье приговор;

Когда одряхлевшей старухе
Покажется ядом живая слеза,
Я знаю - прорвавшись сквозь синее небо
Над городом грянет гроза;

Я знаю, что будет война,
Потускнеют умы, разобьются сердца,
И девочка с пулей во лбу
Будет звонко смеяться над трупом отца,

Собаки сорвутся с цепей
И оставят хозяев по горло в крови,
Возьми, уходя, свои лучшие песни,
А все остальные порви,

Поверь - я рисую, что вижу,
Мне мил этот город, мне дорог народ,
Но тот, кто глядит на картины, кривит
Свой проклятьем изорванный рот,

И мне не дожить до грозы,
Так не лучше ль нож в сердце и грудью на ствол?
Я знаю, что это единственный способ
Взобраться на дыбу, минуя престол

(Splean)

Цунами

Целовать тебя в шею,
Оставаться следами
Безупречного цвета
Переспелой рябины.
Что теперь между нами?
Я не сдам, я не сгину,
Мой моторчик рывками,
Мой моторчик рывками
Звенит.

А хозяин влюблённый,
Встречи стали опасны,
Эти игры для взрослых,
Первобытные танцы.
Что теперь между нами?
Я не сдам, я не сгину,
Не прошу тебя сдаться,
Помогу тебя сдаться.
Погибнешь.

Тишина атакует,
Мы в секунде от неба.
Поздно бабочкой в стёкла.
Я же вижу, ты хочешь.
Что теперь между нами?
Никогда не забудешь
Горький мёд и цунами,
Горький мёд и цунами.

(Ночные Снайперы)

Снег идёт

Туда-сюда, так-так, едва-едва -
появляются ноги, потом сразу голова.
И, как Афродита из пены пивной,
он каждое утро рождается вновь.
Какой ужасный дым, какой ужасный чад,
его матери стареют, его чада кричат,
он сидит на крыше, теплой, как булка хлеба,
ковыряя указательным пальцем небо.

Снег идет из дырки в небесах,
через дырку ему видно чьи-то белые глаза,
он не ест, не спит, он слышит голоса.
Такое ощущение, что за потолком,
за лазурью, за глазурью, за небесным огнем
кто-то постоянно шепчется о нем.

(Уо-уо-уо, ла-ла-ла,
уо-уо-уо, ла-ла-ла,
ибо что такое мир, когда не пир во имя Любви.)

Туда-сюда, он дожил до 25 лет,
его деньги крошатся, как черствый хлеб,
но этих подарков задрипанных фей
еще хватает на книги и на портвейн.
Какой ужасный дым, какой ужасный чад,
вчера он видел во сне восьмерых волчат
и по некоторым признакам он вычислил вв них
восьмерых нерожденных детей своих.

Снег идет из дырки в небесах,
все волчата закрывают свои серые глаза,
нам пора уснуть на трижды три часа.
Может быть, в какой-нибудь далекой стране,
на ветренной Венере или на полной Луне,
кто-то также спит и видит нас во сне.

(Уо-уо-уо, ла-ла-ла,
уо-уо-уо, ла-ла-ла,
ибо что такое мир, когда не пир во имя Любви.)

Снег идет буквально каждый год.
Род приходит, род уходит, а снег все идет.
Он пойдет, приляжет и опять пойдет.

(Несчастный случай)

ГЕРОИ РОК'Н'РОЛЛА (МОЛОДАЯ ШПАНА)

Мне пора на покой,
Я устал быть послом рок'н'ролла в неритмичной стране.
Я уже не боюсь тех, кто уверен во мне.

Мы танцуем на столах в субботнюю ночь,
Мы старики, и мы не можем помочь,
Но мы никому не хотим мешать,
Дайте счет в сберкассе, мы умчимся прочь.

Я куплю себе Arp и drum-machine,
И буду писаться совсем один,
С двумя-тремя друзьями,
Мирно, до самых седин.

Если бы вы знали, как мне надоел скандал!
Я готов уйти. Эй, кто здесь претендует на мой пьедестал?
Где та молодая шпана, что сотрет нас лица земли?
Ее нет, нет, нет...

Мое место под солнцем жарко как печь,
Здесь хочется спать, но некуда лечь.
У меня не осталось уже ничего,
Что я мог или хотел бы сберечь.

И мы на полном ходу в этом странном пути,
И нет дверей, куда мы могли бы войти.
Забавно думать, что есть еще люди,
У которых все впереди.

"Жить быстро, умереть молодым," -
Это старый клич, но я хочу быть живым!
Но кто-то тянет меня за язык,
И там, где был дом, остается дым.

Но другого пути, вероятно, нет.
Вперед - это где красный свет.
Где та молодая шпана, что сотрет нас с  лица земли?
Ее нет, нет, нет...

(Аквариум)

Listen or download Чайф Молодая Шпана for free on Prostopleer

Я

Какой я, оказывается, классный. Цены мне нет.

(М. Фрай)

Интервью екатеринбургского трамвая

Часть первая и часть вторая. Наш трамвайчик также ведёт твиттер!

Фото из моего архива.

Вымысел

Существует гипотеза, что жизнь всегда оказывается более причудливой, чем любой вымысел.

(М. Фрай)