Ты меня ждёшь (Седьмая история из цикла "Письма на небо")

Когда ты вернешься,
Все будет иначе, и нам бы узнать друг друга,
Когда ты вернешься,
А я не жена и даже не подруга.

(Белая Гвардия)

Однажды я скажу тебе:
- Ты знаешь, подожди меня здесь... Я скоро вернусь.
И уйду. Навсегда.
Мне кажется, это будет декабрь. Время-Перед-Новым-Годом. Но не такой декабрь, когда холодно и не хочется никуда идти, и старый уютный плед ацтекского раскраса бывает предпочтительней свидания в кофейне. А такой, чтобы снег идёт пушистый, слякоть во все стороны брызжет грязная и около нуля, если верить изобретению святого Цельсия. Кругом мелькают люди, ёлки и рекламные сантаклаусы. В общем, тепло и суета.
А ещё, пожалуй, это будет воскресение. День-Без-Забот-Накануне-Недели. Но только чтобы не надо было куда-то бежать, что-то делать и решать текущие и будущие вопросы и проблемы. Всё же лучше, когда выходной день (единственный!) начинается с кофе и трёх белых хризантем, а утро длится столько, сколько нужно, а не до поспешного выбегания из дома. И я обязательно накрашусь красиво, выберу одёжку понарядней. Но главное - удобный каблук.
Потому что - мы пойдём гулять. В центр. Пешком. Чтобы уляпаться в грязи по уши, вдоволь наглядеться на быстро плывущие по небу рваные облака, постоять на пешеходном мосту на Восточной - дождаться поезда, а потом завернуть в "Кулинарию" у "Космоса" - ты будешь есть кулебяку с капустой, а я закажу пирожное "Капуччино", которого всегда мало и хочется повторить. Только, главное, не идти через пруд, а то там ветрено - у меня же слёзы потекут, глаза будут красные и пудру всю с морды смоет. Не бонтон, ни разу.
Но что-то я увлеклась. Бывает, ты же знаешь. Так вот... Я собиралась уходить. Да. На каком-нибудь оживлённом перекрёстке (лучше, чтоб с подземным переходом) затеряться в толпе. Первую сотню метров пробежать быстро-быстро, как будто и вправду опаздываю куда. А потом отдаться на волю людского потока... Даром что ли в центр пошли гулять?! Человеческая масса должна приносить практическую пользу! Вот и пусть приносит. Меня. Куда-нибудь. На народную тропу какую. В проходном дворе. Где можно будет наконец остановиться, закурить и - впервые - не расплакаться от расставания. Неторопливо достать заначенную с утра в сумке фляжку. С гербом снаружи и коньяком внутри. Салютнуть ею кому-то невидимому и непостижимому и выпить под замолчанный тост "В Путь!" Да, алкоголичка я - неисправимая.
Только, по-моему, грех не отпраздновать очередную победу. На этот раз - над самым живучим из страхов. Над страхом одиночества. Я не буду плакать ночами и скорбеть над загубленной юностью. Я даже не стану представлять себе картины бездетной зрелости и одинокой старости. Ведь я буду точно знать, что ты ждёшь меня. Не на том самом месте, конечно же, Боже упаси! Не такой уж ты кретин, естественно. Но - ждёшь. Потому что я - обещала вернуться. потому что для тебя любить -значит, верить. И именно поэтому ты будешь ждать.
И именно поэтому я уйду. Навсегда. Сказав:
- Ты ведь дождёшься меня, правда?
Теперь ты всё знаешь. Посмотри на меня.
.....................................................................

Это письмо было написано семь лет назад. Жарким (кажется, всё-таки июльским) вечером. Запечатано в конверт плотной сероватой бумаги. И отложено в секретер под замок. В ожидании, как водится, подходящего момента. А вскоре мне сказали, что тебя больше нет.Но, как ни странно, в том году тоже был декабрь. И ёлки, гирлянды и Деды Морозы. И шампанское. После очередной бутылки которого я поняла, что жить - не страшно. Всё правильно. Ты же ждёшь меня. Там-Где-Все-Будем.
Теперь я знаю: больно не только тому, кто остаётся, но и тому, кто хотел исчезнуть - да не успел.

Никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет
Она сидит у окна, и просит об удаче
Она как солнца свет, ей девятнадцать лет,
И снег белее мела
Война со всех сторон, а я опять влюблен,
Что ты будешь делать?

(Splean)

Кофе от третьего лица (Шестая история из цикла "Письма на небо")

Будь моей тенью,
Скрипучей ступенью,
Цветным воскресеньем,
Грибным дождём.
Будь моим богом,
Берёзовым соком,
Электрическим током,
Кривым ружьём.

(Сплин)

- Никогда, - сказал он, - и ни в ком не будь уверена! Никогда и ни в ком.
Ответом – удивлённый взгляд и плавный жест незажженной сигаретой. Он чиркает зажигалкой, она затягивается.
- Даже - в тебе? – спрашивает недоверчиво.
- Во мне – в первую очередь, - он тоже закуривает и продолжает. – Потому что ты очень хочешь быть уверенной во мне. Потому что я тебе нравлюсь. Потому что, глядя в мои глаза, тебе кажется, что ты что-то обо мне знаешь важное. Потому что однажды я прикоснулся к тебе, и ты почувствовала тепло…
Табачный дым выводит причудливые картины в воздухе под потолком. А ей они кажутся видением дороги на Мегидо. Так… Встать – проверить, не дрожат ли колени. Открыть форточку – проверить, не дрожат ли руки. Садись, пять. С занесением в грудную клетку.
- Так сказала бы, я б открыл…
- Да ладно. Но…
- Что?
- Я бы хотела верить тебе. Пусть даже…
- Подожди, маленькая. «Верить», «доверять», «быть уверенным» - суть разные вещи. Сейчас попробую объяснить…
Уффф!.. Рагнарёк отменяется. Удивительный этот человек не собирается выставлять её из своей единственной и неповторимой жизни. А другого, собственно, и не надо… То есть надо, конечно, но и обойтись можно, если уж так претит ему ответственность за собрата по разуму.
- Бааа… Да ты меня совсем не слушаешь, подруга! – смеётся он.
- Слушаю… Я просто… - она начинает мучительно краснеть.
Отсмеявшись, он встаёт, зажигает газ, ставит на плиту джезву и лезет в шкаф за кофе.
- Вот же чёрт! Только арабика осталась. Ты её пьёшь?
Ответом – вопросительный взгляд и судорожный кивок головы.
- Хоть бы в кофе разбираться научилась, право слово. А там, глядишь, и до уверенности дорастём… Оба.
Усмешка. Две.
Занавес.
* * *
Я всё ещё помню тот вечер. Закатно-багровое пламя свечи. И как пахло зимой из открытой форточки. А ты пытался научить меня жить с людьми и разбираться в кофе.
Надо отдать тебе должное – ты последовательно опроверг всё сказанное тогда. Планомерно и неспешно. Благо, десятка лет – вполне достаточно…
А в кофе я до сих пор – как свинья в апельсинах. Да уж… Быть уверенным во мне - дело гиблое и в высшей степени неблагодарное! Даже на молоко рассчитывать не приходится.
Так что, по инерции предпочитаю арабику. Ну его, кофе! Разбираться в нём! Его пить надо. И – исключительно из любимых рук.

И мёртвый адмирал
Сойдёт со стен к свечам
И пустотой зеркал
Наполнит свой бокал,
И в гробовой тиши
Произнесёт он тост
За упокой души
И вечную любовь.

(Агата Кристи)

©Екатерина Самозванец
23. 10. 2009 г.

Ангел (Пятая история из цикла "Письма на небо")

Кажется, пройдёт. Кажется, всё будет.
Кажется, умрёшь ты таким седым.
Да вот только в книге измененья судеб
Всё идёт война, да не кончается дым.
(Пилот)

Мне вот давно интересно – ты знаешь? Знаешь, как дорого мне обходится твоя молодость? Твоя – теперь вечная – молодость, ведь ты молодеешь с каждым годом. Каждый год – ещё на год моложе. Юнец. Мой вечный мальчишка. Длинноносый – как Пиноккио. Темноглазый – как лань. С непременно своенравными волосами. Пронзительный взгляд и спокойная улыбка. Мой ангел.
Зачем я проживаю за тебя твою вечность? Неужели, чтобы помнить? Что именно? Любовь к белому? Жесты тонких рук? Или привычку пить обжигающе горячий кофе, не дожидаясь, пока я остужу свой? Не знаю. Наплевать, позабыть, ибо – уже утратила. Нет. Не могу.
И теперь каждый год – за два. Один – свой, обыденный, человеческий, одуряюще простой и легковесный, с непременным отловом комаров летом и бессмысленных надежд осенью. А второй – за тебя, мучительный, неземной, бесконечно мудрый и холодный, с обязательными весенними сказками и отдельной реальностью зимы. Сама – за двоих.
Вот так и получается, что я прожила уже полноценную по ощущениям жизнь всего за половину своего человеческого срока. Удивительно, но на внешности моей такой напряжённый график практически не сказался. Всё те же фигура и походка. Те же волосы. Те же торчащие ключицы и косточки на запястьях. Даже лицо – за исключением пары морщин – почти не изменилось. Всё та же кукольная мордашка.
Разве что, если попристальнее приглядеться… Внимательно посмотреть в глаза… Они же, как бы ни избито это звучало, - зеркало души… А душа моя давно в разладе – с телом, с мыслями, да и со всем окружающим миром. Ей – душе – не очень, знаешь ли, уютно живётся на перекрёстке смерти с жизнью. Душа от таких метафизических извращений, прямо скажем, не в восторге. А я – глупая – даже и ни одного средства не знаю, как душе своей помочь. Лишь продолжаю стареть за себя и лелеять твою молодость. Сама – за двоих.
И ведь нет бы – махнуть на всё рукой. Упрятать поднадоевшее уже безумие в нижний ящик письменного стола и рвануть вслед за мышино-серыми октябрьскими облаками – на юг, к морю. Отогреться там, в обнимку с увесистым томиком Хайнлайна – и не вспоминать ни теплоту твоих глаз, ни холодный воск кожи под последним поцелуем. Нет. Не могу.
Поэтому – всё так. Так – как было и есть. И, мне кажется, ещё будет. Будет – пока я могу жить две жизни. Будет – пока я помню тебя. Будет, пока я – ты. Когда-то давно – тебе мучительно не хватало крыльев. Теперь – они растут у меня. Такие вот дела, мой ангел.

Всё коварная разлука
Обнимала, как сестра,
Превращала её руки
В два серебряных крыла.
(Би-2)

©Екатерина Самозванец
14. 10. 2009 г.

Вечер волчьих следов

Чужому, но - посвящается.

Самолёты без неба - умрут.
Мы загнёмся без стюардесс.
Я не сдамся - я небо люблю,
Я имею к нему интерес.
(Смысловые Галлюцинации)

Горячий шёпот - слов не разобрать.
И вздохом тишины - янтарь в бокале.
Не буду помнить, буду - забывать.
Никем мы не были, да и никем не стали.

Чужая жизнь - во всех цветах...
И брови тонкие, и пальцы рук...
И кто в анфас - совсем "не ах",
Тот в профиль - Бог, да и почти что друг...

В уютной темноте - огонь свечей,
И тёплый шелест слов, и рук касанье,
И вечер завершился вдруг "ничьей" -
Отложено на следующую жизнь признанье.

©Екатерина Самозванец
2. 10. 09.

Неожиданно актуально

Запомирали, понимаешь... *ворчливо* Это понятно у меня авитаминоз и утро пасмурное - потому без смущения и сострадания. Я бы, короче, и без комментариев на эту тему пережил... Я типа в курсе, что смерть одна не ходит и вообще - "все в этой навсегде будем"... Но так получилось... Какого чорта от меня требуют участия?! Я, простите, не понимаю, какого рожна у ложа умирающего и гроба покойника всегда (почти) собирается толпа лишних и чужих людей?! И выступать в этой роли не желаю. На кой ляд мне разглядывать опять восковую бледность истончившейся кожи и истерики родственников?! Не видела я этого что ли?.. *хмыкает* Утешать я плохо умею. Тем более - на публике. Так что - без меня как-нибудь, без меня. У вас там покойники, а мне и тут есть чем заняться, простите великодушно...

such as I

Вот как-то не умею я писать о быте, о простой жизни... Что это? Дефект сознания? Или дефект меня, как писателя? Не знаю. Но обыденная жизнь в моём изображении либо теряет свою конкретику, либо всю свою прелесть;-) Или, блин, полёт духа, или какие-то совсем уж анатомические подробности - третьего не дано. Когда начинаю задумываться, почему это происходит, понимаю, что раздражает отсутствие логики в жизни многих людей. Мир победившего сюрреализма. Деревня Бреды Челябинской области. Полное отсутствие разума и/или движений духа у человеков. У меня от такого головная боль появляется - неприятная, ноющая, сродни зубной. Поэтому вдвойне приятно встречать людей с крепким внутренним стрежнем, которые действуют в пространстве логики (пусть и внутренней). Чем больше таких - тем светлей и понятней наш мир. По крайней мере, для таких, как я.

Раковина

Всё будет хорошо!